Через пару минут мальчик оторвался от своего занятия, потянулся и зевнул. Тут он заметил едва-едва подрумянившееся яблоко на верхней ветке. Мальчик плутовато огляделся по сторонам: отца нигде видно не было. Он поднял вверх руку и пристально посмотрел на соблазнительный плод. Яблоко медленно повернулось вокруг своей оси, оторвалось от ветки и упало прямо в подставленную руку. Разморенный от летнего зноя кот открыл глаза и укоризненно глянул на мальчика, напоминая ему, что отец строго на строго запрещал подобные шалости. Но мальчик, ни сколечко не чувствуя за собой вины, протер рукавом яблоко и откусил кусок, изучая свой рисунок в альбоме. На нем был изображен человек в плаще, правящий лодкой с помощью длинного шеста. Мальчик видел его вчера вечером на берегу, когда в погоне за редкой серебристой лисицей случайно вышел к морю.
— Ники, Ники! Ты нарисовал мне фею? — от созерцания его оторвал звонкий голос маленькой девочки с кукольным личиком и длинными волнистыми волосами.
— Нет, Лизи, сегодня я нарисовал тебе водяного колдуна вана, — Николас встал, отряхнул штаны и передал сестре свой альбом.
Лизи хоть и была на год взрослее брата, но старшей в его присутствии никогда себя не чувствовала.
— Какой страшный, — испугалась девочка. — Феи[11] лучше.
Мальчик хотел что-то ответить, но тут заметил, как из дома вышел отец. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Лизи тоже это заметила и спрятала альбом за спину.
— Николас, почему ты не на занятиях?! — строго сказал Дэвид, сверху вниз глядя на своего младшего сына.
— Меня выгнали, — ответил тот, старательно делая вид, что очень расстроен.
— И за что же тебя выгнали на этот раз? — с негодованием вопрошал отец.
— Учитель сказал, что я не достоин обучаться у него благородному искусству фехтования, — сказал мальчик, внимательно изучая свои ботинки.
— Ты что, снова сбил его с ног, прежде чем он успел начать урок? — простонал Дэвид, хватаясь руками за голову.
— Учитель сказал, что я должен парировать какой-то мудреный удар, но я не могу управляться с тяжелым деревянным мечом достаточно быстро. Я решил, что пусть лучше он упадет сейчас, чем потом будет снова лупить меня своей палкой, — мальчик со слабой надеждой на помилование заглянул в глаза отца.
— Николас, почему ты не берешь пример с Эдварда? Он никогда не жаловался на меч, а учитель никогда не выгонял его с уроков. И тем более он не убегал по ночам из дома! — теперь отец открыл истинную причину своего негодования.
— А кто убегал? — с самым невинным видом осведомился мальчик.
— Николас! Не смей мне лгать. Где ты так умудрился порвать свою одежду? — ответил Дэвид, строго глядя на свое непутевое чадо.
— Зацепился за сук в саду, — соврал он.
— И от этого протер колени?
Мальчик молча пожал плечами и опустил голову.
— Лизи, дай сюда альбом, — Дэвид перевел взгляд на дочку. Та начала пятиться, пока не уткнулась спиной в ствол дерева. — Лизи!
Девочка сильнее прижалась к яблоне. Отец подошел к ней и достал из-за ее спины злосчастный альбом.
— А теперь иди в дом, — девочка, понурившись, поднялась на крыльцо, оставив отца с сыном одних.
— Николас, что это? — спросил Дэвид, указывая на рисунок с ваном.
— Морской житель, — промямлил себе под нос мальчик.
— Это демон, — недовольно заметил отец. — Сколько раз тебе повторять, чтобы ты их не рисовал?
— Я не могу, — упрямо ответил Николас.
— Что значит, не можешь? — негодование Дэвида достигло высшей точки.
— Не могу и все, — повторил мальчик, поднимая взгляд на отца
— Ну почему бы тебе хоть раз не попытаться быть, как все остальные? — ощущая полное бессилие, Дэвид повысил голос.
— Потому что я не могу! — закричал мальчик, вырывая у отца альбом.
Кот громко мяукнул, призывая мальчика к спокойствию, но тот лишь подхватил его на руки и побежал к дому.
— Николас, стой, Николас! — крикнул ему в след отец, но мальчик уже поднимался по ступенькам крыльца, прижимая к себе "единственного друга".
Ни один из детей Дэвида не доставлял ему столько хлопот, как младший. С самого раннего детства он был упрямым, непослушным и вспыльчивым. Чем больше отец пытался его воспитывать, тем больше мальчик сопротивлялся. Дэвид никогда не был с ним особо ласков. Слишком боялся к нему привязаться — знал, что вскоре ему придется отправить мальчика на верную гибель и отвратить это никак нельзя. Может, поэтому Николас и отказывался его слушать.
— Мастер Комри, — из задумчивости Дэвида вывел голос учителя фехтования, раздавшийся у него за спиной. Отец повернул голову и увидел, как он возвращается с урока вместе с Эдвардом. На учителе был дорогой щегольской костюм, купленный, несомненно, на жалованье, назначенное ему Дэвидом за обучение своих детей.
— Мастер Комри, если позволите, я хочу дать вам совет: не мучайте ребенка, — вкрадчиво начал учитель. — Для фехтования нужна строгая дисциплина и железная воля, а у вашего младшего сына нет ни того, ни другого. Он ведь, кажется, неплохо рисует? Так почему бы вам не отправить его в подмастерье к хорошему художнику.
— Оставьте свое мнение при себе, — огрызнулся Дэвид, и, обращаясь к своему старшему сыну, добавил: — Эдвард, иди хорошенько умойся и переоденься, вечером к нам приедет важный гость. И главное, присмотри за братом. Только бы он никуда не сбежал до ужина.
***
Привычка сбегать из дома появилась у Николаса с ранних лет. Их усадьба находилась в стороне от больших поселений, посреди дикого Озерного края. Они жили в своем маленьком замкнутом мирке, куда редко проникали посторонние. Иногда мальчику казалось, что отец специально держит их здесь в своеобразном плену. Поэтому он сбегал практически каждую ночь. Ночная прохлада, тихий шелест деревьев, напоенный сладкими запахами лесной воздух — все это создавало для мальчика иллюзию свободы. Хотя даже эта свобода была ограничена дремучим лесом, песчаным пляжем и седыми холмами. Дальше он никогда не заходил.
С другими детьми мальчик общался мало. Они относились к нему с прохладой и редко принимали в свои игры. В последнее время Николас сам заметил, что они стали ему неинтересны. С каждым днем он все больше ощущал свою отчужденность от семьи, которая его не понимала и не принимала таким, какой он был. А становиться другим он отчаянно не хотел.
Когда вечером в дверь постучали, открывал дверь и встречал гостя сам глава семейства. Весь дом, кроме Николаса, который весь оставшийся день отказывался выходить из собственной комнаты, проникся важностью предстоящего события. На столе была застелена белоснежная скатерть и расставлен праздничный сервиз. Девочки в аккуратных светлых платьицах были похожи на нежные лилии. Эдвард выглядел не по годам взрослым в новом черном костюме, купленном в городе по поводу его дня рождения. Сама хозяйка дома после нескольких безрезультатных попыток очистить одежду Николаса от кошачьей шерсти и уговорить его перестать обижаться на отца, усадила сына подле себя, чтобы иметь возможность присмотреть за неугомонным мальчишкой.